Я думаю, что годы войны были самыми несоветскими годами за всю советскую историю. Это был единственный эпизод, когда практически совпали по большинству пунктов интересы государства и общества, государства и отдельных людей. Все было предельно понятно и ясно: на нас напали, нас хотят уничтожить, мы должны сражаться, чтобы спасти и защитить наши дома и наших родных. Хотя объективно получалось так, что спасали заодно и политбюро, и товарища Сталина, и НКВД, и колхозы, и ГУЛАГ.
Вот и расцвела тогда пышным цветом песенная лирика. И ничего похожего по силе и достоверности не было ни до войны, ни после нее.
О чем эти песни? Да об одном и том же. Они были подчинены единому канону, но не тому ГОСТу, в соответствии с которым производилась большая часть советской художественной продукции, а канону глубинному, фольклорному.
Вот сравните: “Лети, мечта солдатская, к дивчине самой ласковой, что помнит обо мне” — “Всю нежность свою, что в смертном бою, солдат, сберегли мы с тобой, мы в сердце своем жене принесем, когда мы вернемся домой” — “И каждый думал о своей, припомнив ту весну. И каждый знал — дорога к ней ведет через войну” — “Ты ждешь, Лизавета, от друга привета и не спишь до рассвета, все грустишь обо мне. Одержим победу — к тебе я приеду на горячем боевом коне” — “Чтоб все мечты мои сбылись в походах и в боях, издалека мне улыбнись, моя любимая” — “Мне нелегко до тебя дойти. Ты меня, родная, жди и не грусти. К тебе я приеду — твоя любовь хранит меня в пути” — “Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь. И поэтому знаю — со мной ничего не случится” — “Мне в холодной землянке тепло от твоей негасимой любви”.
Может показаться, что все эти песни на одно лицо. Но они все разные, потому что все они настоящие. А настоящее всегда неповторимо, как походка, как интонация, как тембр голоса.
Вспомните слова этих песен. Вы не найдете там ни Сталина, ни Ленина, ни ВКП(б), ни колхоза-совхоза, ни пятилетки в четыре года — нету там ничего, что бы отдаленно указывало на конкретные реалии агитпропа и Совинформбюро 1940-х годов.
Нету в этих песнях никакой руководящей роли партии и правительства. А есть там другая руководящая роль — руководящая и направляющая роль мужества, разлуки, смертельной опасности, ожидания, верности, любви и надежды. И всего лишь. И это самое “всего лишь” как трогало сердца людей в те годы, так трогает и теперь.
Если попробовать вынуть эти песни из исторического контекста, не будет даже и понятно, в какое время и о каком времени они поются. О чем речь? О чем и во все времена — “о службе морской, о дружбе мужской”.
Получается, что речь идет о войне вообще. О той единственной, Троянской. И главными героями, что в той, что в этой войне неизбежно оказываются не маршалы и не верховные главнокомандующие, не цезари и не сталины, а все те же вечные и никогда не стареющие Одиссей и Пенелопа. Прямиком из древнего эпоса, чудесным образом помноженного на бесхитростную, почти лубочную эстетику городской окраины, дошли до нас эти вечные, а потому бесконечно трогающие мотивы.
Stella, amore mio!
Сатин моей души, ключи от перекрёстка нашей встречи теперь у благословенных нас.
А значит мы уже почти бессмертные.
Не писал тебе больше месяца. Жизнь вокруг и вовне опять сделала мёртвую петлю, и она не перестаёт затягиваться. Дышать любовью – это та дозволенная степень свободы, которую не отнять. А дальше – только заворачиваться в дорогие сердцу тексты, говорить и думать на одном или на разных языках, сплетаясь и понимая друг друга с полуслова.
Твой L.
выживут только любовники
или по крайней мере дотянут до ближайших выходных
в тебе соединилось всё мне бесконечно дорогое
красота бесконечных метаморфоз
изъяны милого лица
они говорят со мной
рассказывают твою историю между строк
опыт закреплённый болью
а ты будто с самого начала знал
как будто всё спланировал
подкармливаешь мою паранойю
но когда твоим голосом звучат два нужных слова
я перестаю сомневаться и выпускаю клыки
кровь великое дело
my bitchy valentine
