О Грибоедове

Интересно, есть ли такая штука, которую я бы назвал синдромом Чацкого?
Ведь по сути, его проблема вполне традиционна.
Невротический молодой человек после пребывания в достаточно инкубаторском мире детства и ранней юности попадает в реальный мир и обнаруживает себя среди засасывающей пошлости.
И на самом деле «служить бы рад – прислуживаться тошно» – это именно желание вернуться в свой интернат, где даже время течёт по-другому и силы распределяются, по его ощущениям, иначе.
Чацкий напрямую отказывается от ежедневной борьбы с этой энтропией в пользу тотального бугурта.

Пушкин об этом говорит довольно чётко:

«...И, признаюсь, мне во сто крат милее
Младых повес счастливая семья,
Где ум кипит, где в мыслях волен я,
Где спорю вслух, где чувствую живее,
И где мы все - прекрасного друзья,
Чем вялые, бездушные собранья,
Где ум хранит невольное молчанье,
Где холодом сердца поражены...»

---

blues

Теперь, после вдоха-выдоха и расстановки, прокомментирую происходящее.
На самом деле, ничего нового, всё как всегда.
Есть две крайности, в которые я регулярно впадаю и которые меня бесят.

С одной стороны, я учусь принимать себя таким, какой я есть. И физически, и внутренне. Об этом многие мои посты ниже. То есть, признать, что я – нечто среднее между клерком и рабочим классом, и радоваться всему хорошему, что вокруг этого происходит, каждой мелочи. Продуцировать контент и просто надеяться, что круг людей, которые меня читают-знают-слышат, со временем увеличится.

С другой стороны, каждый раз, когда я думаю про сцену в любом её проявлении, меня начинает очень сильно колбасить. Я всю жизнь провёл у кулис, с самого детства. И этот перманентный триггер упущенных возможностей невероятно меня раскачивает. Когда мне звонит отец и говорит, что освободилось место звукача в Молодёжном театре, я только нахуй его не посылаю. Потому что быть ещё ближе к сцене и не быть на ней – это пытка ещё изощрённее. И всё время напоминает про идеального меня, которого нет.

И с этого пика, естественно, меня швыряет назад, в это состояние, как будто сейчас 30-е годы. Я знаю, что такое жить вообще без работы, расклеивать объявления, разносить письма счастья мутным кентам, – и рад, что у меня есть работа, а значит деньги, чтобы править голову и радовать себя более-менее постоянно. Но въёбывать каждый день и думать параллельно о том, что есть другой мир, живущий параллельно этому, даже не буду описывать свои представления о нём, – в такие моменты становится невыносимо.

Когда-нибудь это закончится.
by the rivers of Babylon

---

Ёбаный Готэм

Ёбаное моё, блядь, всё

---

Ее непросто описать —
Неописуемая блядь!
Не хватит этой проститутке
И сорока соитий в сутки!
(милорд Рочестер, эпиграмма)

– Сэр, вы можете купить меня. Фунт за ночь. Я бы не стала возражать. Но думаю, вас это не устроит. Вам нужна власть надо мной, а это меня возмущает, потому что только я могу сделать то, о чём говорю. Если хотите в этом участвовать, я хочу узнать, что вами движет.

– Спросите себя, чего вы желаете от театра?

– Я желаю страстной любви зрителей. Я хочу лёгким движением руки уносить их сердца. И чтобы, когда я умираю, они вздыхали, что больше не увидят меня.... до завтрашнего дня.

– Вот и ответ. Я хочу быть одним из этого множества. Я хочу, чтобы меня трогали за живое.

---

С вами снова я, Екатерина Мортаделла, и сегодня мы будем колбаситься до утра!

---

халдея бесстыдное зерцало

аким Архимед Мухамбет-ов
ламатьявэ без костей
*Лёв-Гумми-Лёв*

---

You could kill a life with words – Les mots des sentiments

«Едва самолет приземлился, погасло табло «Не курить», из динамиков тихо полилась инструментальная музыка. Оркестр исполнял «Norwegian Wood» «Битлз». И эта мелодия, как всегда, разбередила меня. Даже не так: она разбередила меня намного сильнее, чем обычно.
Чтобы голова не раскололась на части, я нагнулся, прикрыл лицо ладонями и замер.
<...>
Разглядывая плывшие над Северным морем мрачные тучи, я думал о потерях в своей жизни: упущенном времени, умерших или ушедших людях, канувших мыслях.
Пока самолет не остановился, пассажиры не отстегнули ремни и не начали доставать с багажных полок свои вещи, я мысленно перенесся на ту поляну. Вдыхал запах травы, кожей чувствовал дыхание ветерка, слышал пение птиц. Было это осенью 1969 года, накануне моего двадцатилетия.

Подошла та же стюардесса, присела рядом, опять поинтересовалась, как я себя чувствую.

– It’s all right now, thank you. I only felt lonely, you know, – сказал я и улыбнулся.

– Well, I feel same way, same thing, once in a while. I know what you mean, – кивнула она, встала и тоже приятно улыбнулась. – I hope you’ll have a nice trip.
<...>
Какая странная штука – наша память… Пока я был там, почти не обращал внимания на пейзаж вокруг. Ничем не примечательный – я даже представить себе не мог, что спустя восемнадцать лет буду помнить его так отчетливо. Признаться, тогда мне было не до пейзажа. Я думал о себе, о шагавшей рядом красивой девушке, о нас с ней и опять о себе. В таком возрасте все, что видишь, чувствуешь и мыслишь, в конечном итоге, подобно бумерангу, возвращается к тебе же. Вдобавок ко всему, я был влюблен. И любовь эта привела меня в очень непростое место».

---

офицеры

Не знаю, получится ли эту мысль в итоге дооформить, но пусть будет. По-моему, её здесь не было.

В СССР среди интеллигенции были очень популярны офицеры-дворяне XIX века, эдакое Белое движение от начала времён, с лёгким налётом диссидентства. И потом они и их дети продолжили хрустеть французской булкой вплоть до поднявшейся популярности «гимназий» и Эраста Фандорина. А параллельно разносилось по всей стране православие, великая жертва Николая II и «Матильда».

Самое замечательное, что власть, начиная со сталинского периода, всё время поощряла эту тягу к вальсам Шуберта. По всей видимости, не веря в собственную легитимность и преемственность, идеологически верной была оформлена историческая преемственность Советского Союза от передовых дворян прошлого столетия.

Так был присвоен и опошлен Пушкин, а за ним Лермонтов и Гоголь. Причём, что занимательно, именно по датам смерти. Сталин увековечил и вывел в золоте триумвират русской литературы, закрепив его в советской школьной программе. А самым народным поэтом стал Некрасов. Посмертно его мечта исполнилась. Про мифотворчество в истории, натягивание её на глобус, чтобы было красиво и удобно, я даже распространяться не буду. Мне интересно вот что.

Подобный мемориал развязал руки кинематографу. Открылась бездна экранизаций русской литературы, главной в которой остаётся для нас «каноничная» эпопея Толстого. Сергей Бондарчук снимает «Войну и Мир», масштабную картину, мощную, цепляющую... с одним таким нюансом.

Она слишком красивая. Не в плане «грязь-говно-викторианский разврат», а в морально-этическом аспекте. Толстой – реалист, и он очень сложен психологически. Всеми обожаемый Болконский-Тихонов в романе не самый приятный человек и собеседник. Он находится в таком глубоком моральном кризисе, что Лев Николаевич готовит для него единственно возможный самоубийственный финал. Князь Андрей – лишний человек в самом страшном смысле, на протяжении всего романа он по-настоящему не знает зачем и куда идёт. Его от пули держит дворянское воспитание и офицерский долг, грубо говоря.

«Анна Каренина» – это тоже романтическая, идеальная вариация романа. Классика жанра здесь – это Вронский. После Ланового невозможно себе представить иного кавалерийского офицера. А между тем Вронский – крайне нетипичный «красавец-мужчина». Плешивый, плотного телосложения. Налицо снова сказочность взамен реалистического изображения XIX века.

Следом вспоминаются булгаковские «Бег» и «Дни Турбиных», заимевшие невероятное количество поклонников и «Звезда пленительного счастья» где довольно-таки разноплановые и сложные в жизни офицеры-декабристы были представлены прекрасными рыцарями. И княгиня Трубецкая в исполнении Лизы Калитиной Советского Союза Ирины Купченко.

Полирнул, конечно, всё это в культуре Булат Окуджава. И это не только «Кавалергарды», но и «Аэропорты девятнадцатого века» и прочая, и прочая. Вот такая вот внутренняя эмиграция в Россию, которой никогда не было.
После 1975 года это всё можно и не рассматривать – застой окончательно оправдал любовь народную к XIX веку. И Шерлок Холмс только ещё раз это доказал, ну это так, к слову.

Забавно, что с течением времени культурные артефакты поворачиваются разными своими сторонами и по-разному воспринимаются людьми в исторической перспективе.
В этот момент особенно отзываются слова Леонида Парфёнова о том, что те русские, про которых была эта литература и культура, и мы – это как древние греки и современные. Бездна дискоммуникации.

---

Подземље

всё нижеследующее представляет собой плод больного сознания. просто игры разума

Одной из самых тяжёлых психологических травм является травма раннего развития, при которой по какой-либо причине матерью оказывается слабо сформирована граница между «Я» и «ДРУГИЕ», вследствие чего весь окружающий мир, любые внешние контакты ощущаются максимально враждебными, и человек всю жизнь любыми способами закрывается от этих болезненных встреч, мечтая вернуться в то состояние, когда ничего этого не было, в раннее младенчество.

Инфантилизм относительно поиска работы внутри меня – это как раз определённый страх внешнего мира. Чем менее бюджетное учреждение, чем менее обеспеченная государством работа, тем больше вторгается в мою жизнь хаос и ощущение выживания на Пустошах. И вот, я ищу таким способом Убежище, притом что всей душой ненавижу эту прогнившую идеологию. А своё Убежище в виде семьи-клана-мафии-команды удалось обустроить лишь минимально.

Советский Союз был действительно идеален для таких, как я, людей. Оттого я его ненавижу и кусаю эту «отцовскую» руку. Потому что он вырастил несколько поколений до некоторой степени людей-эмбрионов. После глобальной катастрофы – развала СССР, население огромной страны оказалось беспомощным перед надвигающимся внешним миром.

Выяснилось, что жить своим умом и волей – учиться и учиться.
В каждом – убить дракона.
И вырастить вместо него внутреннего психотерапевта.
И это притом, что из нас регулярно достают эти триггеры и на них играют, затаскивая обратно в то же «родное» болото.

---

Голова – предмет тёмный и исследованию не подлежит

Дважды проговорённое должно быть записанным.
Большим шоком для меня явилось то, что медицина, которую я полагал плюс-минус точной наукой, оказалась terra incogntia, как и многое в жизни.
Урологи вместо направлений к неврологу (что они напрямую должны делать), гонят на дикое количество своих исследований.
Неврологи гонят на МРТ, которое, к моему удивлению, не является последней инстанцией, а после – капельницы, уколы и прочее нефизическое воздействие.
От физического воздействия они и вовсе меня отгораживали как могли: растягивающие аппараты не дают никакого долговременного эффекта (хорошо, верю, понял), а к массажистам не ходите.
Тут страх оттого, оказывается, что пациент, желая быстрого результата пойдёт или не к дипломированному медицинскому массажисту, или к мануальщику, или к остеопату, а это... УГРОЗА!
А никакого гарантированного контакта в этой сфере тоже нет.
И всевозможная йога-гимнастика трактуется каждым врачом по-разному.
И я такой: так, стоп!
Получается, что за столько лет существования неврологии мы продвинулись в этой сфере примерно до уровня... «ЗДЕСЬ ЖИВУТ ЧУДОВИЩА».
И всё остальное – это... различные варианты бестиариев.
Ну, в таком случае надо ставить парус, взяв с собой только сыр и хлеб да ещё воды с вином пополам.
Раз нет правды на земле, можно пробовать всё.
Вдруг что-нибудь да поможет!

---

Мысли о еде

Из салата с яблоком, огурцом, крабовыми палочками и маринованным имбирём нужно попробовать убрать слово «маринованный» и изменить пропорции.
Овощи на гриле прямо бросаются на тебя вкусом: сладкий перец, кабачки, баклажаны и томаты. а-а-а.
Может, туда и имбирь зафигачить.
//мама, я богиня имбиря//

---

Идея на миллион

Сеттинг Звёздных войн
Star Destroyer'ы плывут по небу, тай-файтеры...
ну или просто рандомные космолёты
а потом бац - и самолёт!
И голос за кадром Ньюта Ганрея:
Поб'еда, влад'ика!
И слоган: «Победа» принадлежит Федерации!
И на заднем плане чуть слышен имперский марш, как в конце «Атаки клонов»

---

Ближе к телу, как говорил Мопассан!

У меня с телом довольно странные отношения.

С одной стороны, психосоматические вещи работают на мне мигом. Что с детства обуславливало частые переживательные болезни, которые, как выяснилось, с возрастом никуда не ушли, а только сменили вектор. Сейчас здоровье продолжает меня обеспечивать добротными коркадорховскими свиньями. И периодически я заявляю, что устал бороться с этим: раньше это была именно война, теперь не знаю имени этому процессу.

Всегда было из-за чего комплексовать. Что-то уходило, что-то появлялось. Обрезать волосы было принято решение именно после императивного внутреннего «хватит ебать себе мозг – лучше сейчас». А потом ещё немножко, а потом ещё немножко. Радует, что есть минимальный хотя бы уход за собой. Потому что за этот год я устал бегать по врачам.

Плюс – я из этих, неспортивных, которых бесполезно привлекать к фитнесу как к идее. А фехтование всегда стоит на уровне «минимум ролевой самозащиты». Чувствовалась какая-то в спорте как таковом черта про насилие, на которую внутри был наложен запрет. И зря, как я сейчас понимаю. Потому так круто было, когда захотелось пробежаться. Значит, есть какой-то минимум, который необходим, чтобы чувствовать себя живым.

Вокал всегда рядом со спортом, спасибо Олегу Сергеевичу за это понимание. Пожалуй, единственный вид нагрузок, воспринимаемый результативно-естественно. Для песни мне как раз понятен принцип «падали, но поднимались». И это реально прямое выражение телесного. Очень много всего, что у тебя внутри накопилось, можно выпеть. Как выреветь, как выбить бойцовской грушей, как оттанцевать.

Танец мне пришёлся по душе, хотя чем я ни занимался, всегда наступал какой-то момент «ой, всё»: латиноамериканские бальные танцы, кейли, историчка. Ритм и вайб был важнее жёсткой наработки тысячи техник. Так, я до сих пор хочу на сальсу. И поэтому – регулярный посетитель гей-клубов города.

Бобби Морроу очень хорошо знает эту грань между танцем как процессом, танцем-желанием и сексом.

В плане секса как-то почти сразу хотелось преодолеть границы сознания. Секс – это прямая связь эмоции и тела, а значит то, что мне знакомо с обратной стороны. Стало быть, надо пересечь эту грань – и будет оно. До сих пор радуюсь этой эмпатии, потому что это вопрос именно считывания эмоций и ощущений другого. Хотя я давно больше теоретик, впору книжки писать, чего толку-то.

Интересный круговорот эмоций и тела получается:
Спортик – Вокал – Танец – Секс.

---

Семейные ценности Аддамсов

Фундаментальное:
– Что у вас общего?
– Общие мертвецы.

---

trauma

Расстояние оказалось критичным для меня. Для ощущения близости, семьи.
Переехать за 200 км я не мог: уход за бабушкой, недавно найденная наконец-то работа и главное – свои люди рядом. Оставшаяся семья и droogi.

Вот уже почти год я хотел поговорить, предлагал встретиться и понять, стоит ли вообще продолжать тянуть эту волынку. Сейчас понимаю, что если бы встретился, скорее всего решил бы продолжать и мучиться. Немного мазохизма, as always.

Декларируемая мной за это время свобода каждому виделась испытанием, со взглядом внутрь себя. С которым я по ебанутости справился. А она – нет.
И семьи после этого быть не может. Shelby first. You marry a Shelby – You stay fucking married.
Но всё логично завершилось, ножом из ложи. Как уже бывало.

И главное противоречие лежит не здесь, а в этике. Эстетически люди могут идеально стыковаться. А вот этика, вопросы уместности и ценностей – вот что лежит в основе взаимодействия.

Still loving you. But not someone's charity.
Но себя я люблю больше, как выяснилось.
Хотя оказалось, что этому мне учиться и учиться.

Вопрос амбиций, карьеры, признания, семьи, работы и лайков в соцсетях – это история моей созависимости. Тот самый страшный аргумент вследствие которого я полгода нёс заявление об увольнении из школы. Когда привязка к людям важнее твоих профессиональных качеств.

Я постоянно жду чуда, чего-то большего, когда актуально малое. Как у Джейн Остин.

Встать, умыться, выпить чаю.
Сходить на работу. //благо, она у меня есть//
Позвонить отцу, навестить бабушку, полить цветы.
Узнать, как дела у Сакреда, поговорить с Эленной.
Встретиться с моим терапевтом, сходить на массаж.
Чистить перья.
etc.
И видимо, надо вести дневник подобных дел.
Не больших целей, а каких-то основных.
И радоваться, учить текст, шевеля глазами.
Потому что Падрайк сам себя пытать не будет.

---

Какую вкусную шарлотку
печёт твоя жена, Адам!
И платье из змеиной кожи
ей удивительно к лицу!
(с) ffairhair

---

KIS KIS NOT DEAD!

девочка-гранжстайл дошла до панк-концерта

Лет сто так не отрывался, дьявол!
До сноса крыши, до седьмого пота, до надрыва глотки.
Новое поколение умеет разъёбывать, дико за них рад.
Дикий отжиг на сцене и на танцполе, чистая энергетика.
И всё – глаза в глаза.
Самый честный панк – это тот, который ты видишь в глазах рядом стоящих.
Из-за спины боялся идти в слэм, хер его знает, что случится, но потом отключились внутренние блоки – и мы все погнали.
В какой-то момент я словил нереальный оргазм, давно такого не было. Видимо, какая-то пробочка выпала из меня: стою и меня по всему телу вибрацией и мурашками фигачит, дико приятно. Люблю панк ещё за эту возможность заземлиться, почувствовать себя в своём теле.
На середине концерта село сердце. Ну, не по хардкору, просто сказало: мы устали. и я горько подумал: нуок, вот так всё и закончится. #старость
Хрен там, в какой-то момент открылось второе дыхание, самое настоящее. Видимо, это была грань, которую нужно было перешагнуть.
И тут тебе и слэм, и мошпит, и стена смерти.
Слэмились с дико харизматичной герлой, спасибо Сакреду, что указал на неё. Был уга-а-ар.
Потом было охренительное афтепати с фотографами концерта. Говорили за фото, за кино, за музыку, – давно так вдохновенно с неизвестными чуваками не тусил.
А Малая и Точилка – просто звёзды, серьёзно.
К девчонкам у меня одна мантра: ебашьте, пока можете. Изо всей дури.
Панк – это честность.
Я за панк.

---

Ртуть лечит сифилис, но спутывает мысли.
Какая проблема для мужчины, верно?
Член или мозги?..

---

жизнь ползёт как змея в траве

вспоминал вчера мою прогулку с коньяком по ГРЭСу.

И вспомнил удивительную штуку. Это, видимо, возраст в хорошем смысле.
Это же такой тип странной русской медитации, преимущественно мужской.

Это состояние, когда гуляешь, ни о чём не думаешь, смотришь на листья, сворачиваешь на любые тропинки, замечаешь то, чего раньше не замечал и при этом не втыкая в уши бананы, не забивая происходящее музыкой извне.

И в процессе вспомнил то, что я знаю, откуда это ощущение.

Это прогулки с папой.
Это удивительное состояние: папа берёт пива себе, тебе покупает шоколадку или ещё какую фигню, а ты носишься вокруг как угорелый, а он – гуляет. Не болтает толком ни с кем, просто медитирует. И вроде как при деле – с ребёнком гуляет, а на самом деле – заглушает бесконечный внутренний диалог и слушает округу. А вокруг – зелень, те старые дворы, которые остались только в «однотипных городах горнорабочего Урала», и никуда не нужно бежать.

И это общее место, прямо-таки классический сценарий.
Спросил однокурсницу Натали, с которой гоняли на Yesterday, – у неё такое было.
Сашка давно про это рассказывала.
И я это тоже прекрасно помню.

Возможно, это именно папин сценарий, потому что всегда есть некоторая дистанция между ребёнком и отцом, где-то страх, где-то отчуждение, несильное, но есть. А оттого присутствует вот это ощущение моих-твоих границ.

---

ЛСД = Любовь, Семья... Достижения?..

Будет другая, а этой уже не будет (К.Рубинский)

Себя Остап называл полковником Лоуренсом. <...>
«Честное слово, назначу себя уполномоченным пророка и объявлю священную войну, джихад. <...>
Учения не создал, учеников разбазарил, бедного Паниковского не воскресил. <...>
Графа Монте-Кристо из меня не получилось, придётся переквалифицироваться в управдомы».

Где-то существует интересная грань между любовью к себе, любовью к другому и стремлением быть любимым и признанным абстрактными другими.
Что останется от меня, если вытравить это кричащее «I want fame!» ощущение какой-то исключительности? Можно ли жить после этого нормальной жизнью?

Иной раз накатывает, и я безумно хочу, чтобы она вернулась. Но если это случится, я опять попаду в ловушку «я никто». А быть Войницким при профессоре Серебрякове пока мне не улыбается.
//важней всего погода в доме//в такую погоду хорошо повеситься//

Человек, отравленный Печориным. Хотя есть точнее формулировка в базовом тексте:
«Я типичный Евгений Онегин, он же рыцарь, лишённый наследства советской властью».

А все случайные связи и встречи – исключительно вопрос количества людей, которые будут идти за гробом в конце. И одна женщина – зубной техник.

Не сердитесь, Зося. Примите во внимание атмосферный столб.