терапевт спросила меня вчера в числе прочего, не выгораю ли я на объективно бесполезной работе. пфф. Очевидно, что я на ней нахожусь, поскольку получаю среднюю по городу зарплату, наконец-то, и могу собственно ходить вследствие этого к ней.
А всё вокруг и так – выгорание. Как езда на велосипеде, который горит. Работа и связанное с ней здоровье – чек, последние три года с бабушкой – чек, мои отношения – чек, смерть друга – чек, поиск работы до этого – чек, работа в школе – чек, жизнь между коммуналкой, ремонтом и долгами – чек.
Вот она, послевузовская хроника.
Поэтому миссия – собрать при этом волю в кулак и учить текст пьесы. Это же МакДонах, ёпт!
Ты – Рик, блять, Далтон, не плачь при мексиканцах.
А захочется ещё ритуалов – подтягивай французский.
Томас де Квинси и мадемуазель Адель Блан-Сек стоят того. Даёшь опиумный декаданс во все поля! À rebours!
By the Order of Peaky Blinders!

Golden brown texture like sun,
Lays me down with my mind she runs
Throughout the night,
No need to fight
Never a-frown with golden brown...

---

записать в книжечку: первые трезвые выходные

---

Post Scriptum

на Вторчермете ты чувствуешь себя в краю Отца Яблок
просто идёшь в этом авалонском море по колено и вокруг запах невероятного яблочного детства
хруст яблок под ногами

---

Сентиментальное путешествие на Вторчермет

Если Дублин будет когда-нибудь разрушен, то по «Улиссу» можно будет восстановить его до последнего кирпичика.
Д.Джойс

Забить на школу, родственников и начальство и въехать в город пораньше, почти случайно попав на читку стихов у пруда, растворяться в музыке стиха.

А до этого, чуть огорчившись, что на Вторчермет не ходят трамваи, выйти на улице Титова и радостно узнавать: вот этот дом, вот общежитие жиркомбината, а там, да, там – тот самый поворот трамвая.

Там же, на чтениях, встретить однокурсницу из Челябинска и – девушку Таню из двора Рыжего, историка литературы, и ходить по рабочему району, слушать истории про Дом пионеров, от которого долгое время оставалась груда обломков, случайно увидеть бабушку, засветившуюся одиннадцать лет назад в фильме Алёны ван Дер Хорст, пройти мимо подъезда, где жил Борис, и дорогой к его школе – через дом Сергея Лузина, которого не стало годом раньше. И отдельно стоят одинокие качели в заросшем дворике между хрущёвками – вспоминаю «все прыгнули, а я не смог, что очень плохо для поэта».

Удачно зайти в ту школу – отголоском 90-х, голимым китчем выглядит она теперь «облагороженной» бывшим её выпускником, – памятник человеческому тщеславию. А школьный двор ничуть не изменился. Как и дети.

Прогулка продолжается: сквер заводоуправления мясокомбината, РТИ, экс-ресторан «Тбилиси», а теперь – «Вилка *мне уступил последний борщ* Ложка». Ходить и ловить ощущение времени в мире, где меняется всё и одновременно не меняется ничего. А в голове всё дребезжат трамваи.

А вечером – видеомост с Москвой. И вновь звучит поэзия. Сперва – Екатеринбург. Урал читает бережно, чутко, потому что в стихах Бориса уже всё сказано. Поэт, похожий мимикой на героя дня, декламирует «Путешествие»: «читали наизусть Виталия Кальпиди. И Дозморов Олег мне говорил…» – упомянутый Дозморов, естественно, хохочет.

Следом – Москва. И здесь чувствуется влияние мифа о Рыжем: есенинский надрыв, завывания – грудь нараспашку. Да так, что Олег в какой-то момент тихо произносит: «Это капец». Но в этом нет осуждения – просто настолько силён контраст между восприятием стихов. В конце встречи он примиряюще говорит об этом – и все, благодарные, расходятся.

Под конец дня Таня, Дозморов и мы гуляем по набережной, говорим о Борисе. Поэтический собрат хохочет, раскрывая тайны стихосложения, порой наизнанку выворачивающего реальность, ругает на чём свет стоит всех псевдобиографов, сожалеет о том, что тяжело сделать какое-то подобие академического издания стихов Рыжего и, уже прощаясь с нами, замечает: «А ведь Кейс Верхейл понял его как никто здесь. Вот удивительно. Не владея русским языком как родным, проникся и понял».

Едем в ночь иронично: нас везут в Челябинск бритоголовые амбалы под шансон. Однокурсница сперва фыркает, а потом просекает: «Что Ариосто или Дант! Я человек того покроя…» – и успокаивается. Я думаю о том, как важно звучать в резонанс, – о том, что поэт порой самый ценный собеседник, потому что честно говорит об ощущениях, так сходных с моими. И в голове звучит своя мелодия.

---

есть только музыка одна

В последнее время я часто спрашиваю себя: зачем всё это, зачем столько боли?

Почему каждый день нужно вспоминать какие-то слова, чтобы поднять себя и идти?

Ведь, в сущности, не имея почти ничего, за этот, скажем, последний год я потерял всё, к чему был привязан в той жизни. Остались только мои ощущения и моя ушная барахлящая рыбка-переводчик.

А вчера в очередной раз ударило осознанием. Прямо по Юрию Наумову.

В тот день, когда предадут меня все друзья,

Я всё же, я всё же не буду один.

Как говорил Джо-Джо в Across the Universe:

Music is the only thing that makes sense anymore.

Play it loud enough and it keeps the demons at bay.

Много думаю о Рыжем, и понимаю, почему нельзя всё это мне прекратить.

Я боюсь этой гробовой тишины. Страшно больше не услышать музыку. Любую. Человеческую. Ту, из которой соткан этот мир. Настоящую, безграничную, Музыку серебряных спиц. То, что спето Единым, и то, что могу, надеюсь ещё спеть. У-спеть.

А ведь это то главное, что осталось. Если через меня идёт ток от музыки слов, звуков и жестов, значит я – тот провод. И знаю это с самого детства. Горько будет это потерять.

Some came to sing, some came to pray,

Some came to keep the dark away.

AUM

---

О Сталине

Вынес важнейший, пожалуй, вывод из поездки. Идея.
Парадокс эпохи всё-таки в крайнем патернализме, в отношении к «простолюдинам» как к детям малым-неразумным, которых нужно направить, научить, воспитать. А если мы не будем этого делать, эти животные так и останутся в этом состоянии. Поэтому пусть они драят котлы. А мы построим вокруг них царство культуры и красоты. Разобъём детский садик. Или (с)адок.
Типа задел на будущее: они дорастут до наших идей, до этих трёхметровых потолков – и коммунизм построим. А пока пусть это, навырост будет.

---

Храни веру, старина!

Видеть соплеменников – очень важно.
Важно не забывать свои корни, то, что даёт силы жить.
Каждая встреча с моей дорогой эльдиэ напоминает об этом.
Потому что когда думал, что вот-вот закончусь, впору малое завещание Вийона переписывать под себя, происходит р-раз – и снова не нужна эта череда вопросов «зачем».
Потому что сначала – «будь». А потом уже всё остальное.
И дело даже не в фолк-ревайвале, не в нашей родной гэльской-эльфийской-сидской стороне. Серьёзно, дело не в Ирландии, хотя ей пропитано всё. А в том, что это как команда «домой».
И вот, Рождество опять застаёт врасплох. И мы будем пить чай.
И впервые за долгое время сознательно не хочется бухать. И завтра не хочется.
И иду, как по Дублину Джойс, под моросящим дождём, по центру уставшего от праздника города, в наушниках гэлик – и бац – стоит девушка с распростёртыми в мир объятьями. Сначала глазами ищу объект – понимаю, его нет. И радостно проносится в голове: это же free hugs! Сколько лет, сколько зим!
Так отец Тавий встречается с отцом Кирком, и они слушают Шотландию.
А над Графтон-стрит проплывают в своей подлодке битлы.
И БГ в это самое время на своём личном фестивале складывает руки в «намасте».
И Дурге продолжает кружиться в танце.
Oi!

---

Боль моя, ты покинь меня

Мы ведь каждый друг друга себе придумываем, чего-то в этом своем придуманном знаем, чего-то не знаем, и постепенно того, изначального, которого полюбили, начинаем забывать и возвращаемся в себя, на круги своя.

…Ох как же я люблю ее, господи! Только я люблю ее такой, какой она была тогда на пирсе — <...> а теперь прошло пять лет, и она все такая же, а может, совсем другая, потому что я другой, и как же нам будет вместе?

Говорят, что расставания – проверка любви. Глупость. Какая, к черту, проверка любви! Это ж не контрразведка – это любовь. Здесь все определяет вера. Если хоть раз попробовать проверить любовь так, как мы научились перепроверять преданность, то случится предательство более страшное, чем случайная ночь с кем-то у нее или шальная баба у меня.

«Прямо разрывает сердце – как она смотрит на меня. И руки на груди сложила, будто молится. Девочка, любовь моя, как же мне все эти годы было страшно за тебя… Ну, не смотри ты на меня так, не надо. Я ведь молчу. И никогда ничего не спрошу. И ты не спрашивай меня – не надо нам унижать друг друга неправдой, не надо».

* * *

– Боже, как же я люблю тебя, Максим, я, наверное, только сейчас поняла, как я тебя люблю…

– Почему только сейчас?

– Ждут – воображаемого, любят – свое.

– Не наоборот?

– Может, и наоборот. Нам сейчас говорить не надо, любимый. Мы с тобой вздор какой-то говорим друг другу, будто в мурашки играем. Дай я тебе галстук развяжу. Нагнись.

«А раньше-то она галстук развязывать не умела», – ожгло Исаева, и он взял ее ледяные пальцы в свои руки и сжал их.

«Товарищ Владимиров. Я понимаю всю меру ваших трудностей, но ситуация сейчас такова, что мы не вправе откладывать на завтра то, что можем сделать сегодня.

Документация, которую мы передаем на „Штирлица“, абсолютно надежна и дает вам возможность по прошествии двух-трех лет внедриться в ряды национальных социалистов Гитлера, опубликовавшего только что свою программу действия в „Майн кампф“.

В Гонконге, в отеле „Лондон“ вас найдут в номере 96, забронированном на имя Штирлица, наши люди, которые передадут фотографии, семейные альбомы и письма к вам Штирлица-старшего. Работа по легендировке займет десять дней. Менжинский».

Все вернулось на круги своя, и я даже рад этому, потому что человек, освобожденный после каторги, страшится свободы.

Ю.Семёнов, «Нежность»

---

Вдогонку посылаю историю о Пушкине и декабристах.

Вижу её наподобие сцен последних лет о Шекспире и молодых дворянах, оставшихся не у дел в царствование Елизаветы. Лорд Эссекс, Оксфорд, Саутгемптон... ммм!..

«Школа ночи» Уолтера Рэли и Кристофера Марло – ну чисто общество «Зелёная лампа».

Остросюжетность «Ричарда III» как бы продолжается в «Борисе Годунове».

Формирование русского республиканского мышления представляется мне интересным.

А то из Фёдора Толстого-Американца фанфик же, именем «Дуэлянт», сделали!

Ночной разбойник, дуэлист,

В Камчатку сослан был, вернулся алеутом

И крепко на руку не чист.

А тут такая благодать!

---

Ещё о Пушкине

Я писал уже, что хочу историю Дубровского в духе Зорро и Джанго.

И тут лента приносит следующее:

Действие комикса разворачивается спустя несколько лет после событий фильма. Джанго по-прежнему работает охотником за головами, отлавливая беглых преступников по всей Америке. Однажды он знакомится с пожилым аристократом Диего де ла Вегой, который когда-то помогал обычным людям под маской Зорро. Вскоре Джанго становится телохранителем Веги и должен помочь ему освободить порабощенное коренное население.

Оказывается, ещё в 2014 году Тарантино написал комикс-кроссовер с этими двумя. Вот это да!

---

статус top ever

знал ли ты, что tinder с греческого переводится как «отчаяние»?

---

Вариант эпитафии by Ильф-и-Петров

Его любили домашние хозяйки, домашние работницы, вдовы и даже одна женщина — зубной техник.

запись создана: 28.11.2018 в 08:35

---

спасибо, кэп

Образование – вещь абсолютно не статусная, оно ничего само по себе не гарантирует, кроме интересных бесед с собой и другими. Воспитание как процесс и личные склонности – вот, что играет роль гораздо большую. Или ты бежишь от гусей, или – за гусями.

---

из сегодняшнего гона с дорогой эльфийской подругой
Есть есть Мэри-Энн, то должна быть и Лори-Энн.

Бильбо, заряжай!

---

Э.Радзинский, «Театр времён Нерона и Сенеки»

С е н е к а (Сенатору.) Позволь мне приветствовать тебя, друг мой Антоний Флав, старинным приветом, которым наши деды начинали свои наивные добрые письма: «Если ты здоров – это хорошо, а я – здоров»...

И опять молчание. Тогда Нерон поднимает свой бич – и старик Сенатор явственно… ржет. На лице Сенеки почти ужас – и вновь его бесстрастное лицо.

Н е р о н (светски). Какое прекрасное приветствие, учитель. Как сразу повеяло безыскусной простотой! Ах наша римская древность! Как они умели ухватить главное: «Если ты здоров – это хорошо». Именно – здоров (усмехнулся), то есть живой.

Как писала Кэтти, греки, говорившие при встрече «Хайре!» – «Радуйся» глядели в самую суть. Потому что можно быть здоровым и вести своё существование. Но этого явно недостаточно.

Гаврилу вјешчавшу: Дево, радуйся!
Радуйся, Мария!

Post Scriptum
Да, Кэтти, кажется, где-то здесь скрыто зерно профессора Зелинского о христианстве как о высшей форме проявления античности.

запись создана: 30.08.2019 в 15:50

---

а в вк лежит каббалистический пост
вот оно, вечное сочетание герметического иудаизма гностика и экстатического мистериального, дионисийского христианства

---

на wonderzine сейчас интересная публикация о том, во что играли люди в таком недавнем детстве, какие удивительные трансформации совершаются в воображении

Я в детстве играл в Христа. Много представлял и ощущал это всё.
Видимо, не наигрался.
Серьёзно, когда меня торкнуло по христианству, я впечатлился одновременно жертвой и телесностью этой истории. Думаю, доберись я тогда до Казандзакиса, меня было бы не оторвать. Try not to get worried.

То есть, дело не собственно в penny dreadful-составляющей жизни Иисуса (в таком случае мне бы зашли «Страсти Христовы», а я до сих пор считаю, что это довольно гнусный пиар), а в сочетании, в какой-то исключительности происходящего. Здесь есть и проповеди, и веселье, и стигматы. И в последнем тоже была невероятная важность.

Христос и Уленшпигель мало различаются друг с другом биографией. Просто муки Тиля происходят в самом начале повествования.

Забавно, что молитвы, свечи и ладан жили в моём сознании отдельно от библейской истории. Она была как-то овеществлена без всего этого. Помогало, наверное, хорошее знание античности в целом. Это потом она стала озвучена Уэббером и Райсом.

---

В последнее время крайне нервно реагирую на вопросы типа «счастлив ли ты» или попросту «как дела». Потому что жизнь в целом оказалась гораздо сложнее, чем когда-либо о ней думалось. Потому, слыша подобную реплику, я стою перед моральной дилеммой: «человек хочет, чтобы я ему выложил то, что у меня на душе творится, или...».

В ходе размышлений меня натолкнуло на простой и логичный вывод, который раньше показался бы мне лицемерием: всё же очень просто. Собеседник интересуется моим настроением в данный конкретный момент, только и всего. И чаще всего, если я вступаю с ним во взаимодействие, я рад... встрече с ним, рад говорить с ним. А значит, всё просто. I'm fine, thanks. Thanks God, I'm alive. «I am happy, hope, you happy too». Или в крайнем случае, если настроение и впрямь ниже среднего, можно сказать so-so, и этого будет достаточно.

Ещё Екатерина II говорила про Григория Александровича, мол, чужая душа – Потёмкин. А чего взять с нас, Нетаврических?

---

Можно ли прекратить писать о фильме Тарантино?
По-моему, нет.
В последний раз меня так пёрло от...«Дома странных детей» и «Формы воды». И восхитительной Салли Хокинс.

Это, пожалуй, тот случай, когда реально кино снято будто про меня. С кучей отсылок.

Натолкнула на этот пост мысль о том, что персонажа, которого играет Рик Далтон (Леонардо ди Каприо), зовут Калеб де Като. А именно Калебом звали моего персонажа-изгоя с «Железной короны».

Время действия сериала Lancer, в котором снимается Рик, – 1869 год. А именно это – год действия «Бэр-Ривера», второй моей игры года. Плюс – невероятное количество вестернов, что также подливает масла в огонь. Life is a western cabaret.

Разумеется, буря 60-х. Не нужно объяснять, что это всё для меня значит. Охренительный, погружающий саундтрек, потрясные съёмки – настоящая California Dreaming, память о «золотом веке» послевоенной культуры. Бобби Морроу ликует.

История психопата Чарльза Мэнсона, описанная штрихами, резонирует моей внутренней борьбе, и тысяча капканов «Семьи». Никогда не было так актуально, как в последнее время. Семья – это боль.

И, наконец, История Рика, мать его, Далтона – это тоже история запутавшегося в своей жизни человека. И его лучшего друга Клиффа «Да он жену свою грохнул» Бута. Настоящий бадди-муви, без дураков. На этом месте я в очередной раз передаю привет Сакреду и обнимаю его нежно.

и разлука после девяти лет вместе не может не отзываться
RIP

---

lost generation

Бедняжка не вынесла ужасов войны – её здоровье было подорвано, и осенью семнадцатого года она была отправлена в Швейцарию, на воды, а после – в санаторий на севере, где по прошествии времени, уже после Версальского мира, сошлась с тамошним пациентом, психопатическим чудовищем, коим оказался наш общий друг, гостивший некоторое время в нашем когда-то общем доме накануне вступления Американских штатов в союз «Сердечного согласия».

Я решил, что не являюсь Господом Богом, и оставил её в этом аду, потому как, если человек хочет страдать, ни одна сила не удержит его, на всё воля Всевышнего. Таким образом меня можно считать причастным к её гибели, но видя то, что творится вокруг, несложно понять, что решать судьбы всех несчастных в округе попросту нет никаких сил. Война высосала слишком много витального из всех нас.

Апостол Павел писал Римлянам, что «мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать». Что ж, не признаю себя потомком Горациев и Муция Сцеволы. Мне ближе тот эллин, что бросил щит, желая спастись, и пьёт, опершись на копьё.