Он не всесилен, только блеск в глазах...
...Терпи века кровавые, пока
Последний дьякон не устал псалмы плести.
Тебе для гнева хватит пустяка,
А ужас Ты любой сумеешь вынести.
(К.Рубинский)


В преддверии Рождества хочу поговорить про Христа. А вернее, про то очевидное-неочевидное, что так лезет в глаза в последнее время. Я, как и многие, веду отсчёт своей жизни по годовому кругу, в разных его вариациях. И тот же сакральный смысл Самайна, к примеру, мне всегда был очевиден, особенно это ярко проявляется в последнее время.

Но ведь штука-то в том, что на самом деле Христос изо всех сил вырывается из этой жреческой традиции, как бы его ни пытались с самого же начала туда всунуть. Он пришёл и взорвал изнутри Синедрион. Его ученики заложили бомбу замедленного действия под пяту Рима. Мистики всех мастей пытались разгадать эту загадку, воплощая её в каких угодно формах Грааля и Философского камня, за что и были преследуемы новыми фарисеями.

Того, кто принёс не мир, но меч, первого, кто провозгласил: "Идите и научите все народы", вернула домой только Революция XX века, бывшая прежде уделом демонических бунтарей наподобие Прометея, Люцифера и Каина. Так говорил Камило Торрес, колумбийский священник, революционер из Армии национального освобождения: "Если бы Иисус жил сегодня, то Он был бы партизаном". Импульсивная Латинская Америка с её наивной верой вернула ему лицо. Даже убеждённый атеист Че был канонизирован после мученической смерти по образу и подобию Христа – местночтимым святым Эрнесто Игерийским.

Так получилось. Кадры, зафиксировавшие прощание с команданте не врут: больше всего на свете эта картина напоминает Пьету. Он бы, наверное, посмеялся. Но ведь всё потому, что этот Аргентинец с самого своего призвания мнил себя Дон Кихотом, даже в последнем письме упомянул рёбра Росинанта под своими пятками. А как известно, в XX веке идальго приобрёл совсем иные черты, чем века до этого. Философ Мигель де Унамуно напрямую говорит об Алонсо Кихано как об испанском Христе. И это плотно вошло в новую поэтику мифа. Вот круг и замкнулся. Жизнь обращается литературой и уходит в легенду, которая поддерживает в нас стремление жить.