Он не всесилен, только блеск в глазах...
...осознавать то, что те два одиноких голоса, разрывающих меня на части с самого утра с интервалом в полчаса, не готовые принять как данность мою бессонную ночь, пусть и в отпуск, в какой-то момент перестанут меня доставать и стихнут навсегда.
И я останусь в этой пустоте, о которой не просил. Так, каждый день – это выбор меньшего зла, и правильного решения не существует.
Вот так все и живём, сложные, в неспособности сделать шаг друг к другу и попытаться понять ближнего, и при этом безмерно озверевшие от одиночества. И хочется, и колется, и больно, и страшно. И стремимся к автономному существованию, чтобы не быть помехой на чужом пути. Или начинаем оглушающим криком оповещать всех о своей боли. Да так, что никто и на километр близко не подойдет.
При этом всё время рисуем портреты людей в своей голове выцветающими чернилами, которые необходимо подновлять время от времени, иначе останется от человека один чистый лист: он вроде бы и есть, да уже не вспомнишь, зачем этот лист и кто на нём изображен.
И я останусь в этой пустоте, о которой не просил. Так, каждый день – это выбор меньшего зла, и правильного решения не существует.
Вот так все и живём, сложные, в неспособности сделать шаг друг к другу и попытаться понять ближнего, и при этом безмерно озверевшие от одиночества. И хочется, и колется, и больно, и страшно. И стремимся к автономному существованию, чтобы не быть помехой на чужом пути. Или начинаем оглушающим криком оповещать всех о своей боли. Да так, что никто и на километр близко не подойдет.
При этом всё время рисуем портреты людей в своей голове выцветающими чернилами, которые необходимо подновлять время от времени, иначе останется от человека один чистый лист: он вроде бы и есть, да уже не вспомнишь, зачем этот лист и кто на нём изображен.
Искры, летящие в ледяной пустоте.
Смотри, как красиво.